Очевидно, что 2022-й оказался настоящим «черным лебедем»: специальная военная операция, чуть ли не десяток пакетов западных санкций, фактическая заморозка импортных и экспортных контрактов, резкие скачки валютных курсов, обрыв логистических цепочек и кооперационных связей. Однако, оправившись от первого шока, бизнес убедился, что, хотя серьезные риски для экономики страны по-прежнему сохраняются, совсем уж апокалиптические сценарии не сбылись. С кандидатом экономических наук Анастасией Кузьминовой мы говорим о результатах уходящего года и ожиданиях от будущего.
Экономист, сооснователь консалтинговой компании SoInvest Анастасия Кузьминова сохраняет оптимистичный настрой: хотя крупные металлургические и добывающие компании переживают явно не лучшие времена, в регионе за последние пару десятилетий вырос плотный «подлесок» из крепких производственных компаний. И именно сейчас для самых «голодных и быстрых» открываются блестящие перспективы по захвату рынка.
Экономист, соосновательница консалтинговой компании SoInvest Анастасия Кузьминова сохраняет оптимистичный настрой: хотя крупные металлургические и добывающие компании переживают явно не лучшие времена, в регионе за последние пару десятилетий вырос плотный «подлесок» из крепких производственных компаний. И именно сейчас для «самых голодных и быстрых» открываются блестящие перспективы по захвату рынка.
– С какими финансовыми показателями крупнейшие предприятия региона закроют этот год?
– Пока делать однозначные прогнозы, конечно, рановато. Но все же есть надежда, что ситуация выровняется. Третий квартал начался с сальдированного убытка по крупным и средним предприятиям – минус 17 миллиардов. Просели те отрасли, на которые традиционно опиралась экономика региона: добыча медной руды, черная и цветная металлургия, энергетика и, хотя и в меньшей степени, строительство. Но уже август удалось закрыть в небольшом плюсе, а в сентябре сальдированная прибыль крупных и средних предприятий была выше среднемесячного показателя по прошлому году, который, надо отметить, выдался на удивление удачным. То, что в прошлом году металлургические и добывающие компании получили сверхприбыль благодаря хорошей рыночной конъюнктуре, позволило в какой-то мере смягчить удар. Что, у нас где-то бастующие рабочие на улице касками стучат? Нет же. Никакого апокалипсиса не случилось. Более того, региональный бюджет, я слышала, пока идет с опережением годового плана по доходам. Пока не видно в показателях прибыли аграрного сектора. В этом году урожай был рекордно высоким, и это обвалило цены, так что с продажами хозяйства не спешат. При хорошем сценарии, возможно, с десяток миллиардов сельхозпроизводители добавят в сальдированную прибыль, при плохом – этот доход уйдет на следующий год.
Кроме того, хотя мы и привыкли смотреть в первую очередь на крупнейшие промышленные холдинги, все заметнее становится вклад предприятий, созданных двадцать-тридцать лет назад, которые за это время постепенно подросли, окрепли и сейчас дружными рядами перешагивают за отсечку в два миллиарда, которая отделяет крупный бизнес от среднего. И таких вот предприятий – не раз-два и обчелся, а достаточно много. «Подлесок» хороший, плотный. Вот не было же, допустим, «ДСТ-УРАЛа» при социализме. А сейчас есть, и постепенно он расширяет свое присутствие на рынке. Так что, если, возможно, в сфере биотеха, финтеха или любого другого «теха» успехи пока действительно весьма скромные, то средние промышленные, производственные предприятия – крепкие, устойчивые, с грамотным менеджментом, понимающим рыночные тренды.
– Какие есть предпосылки для оптимистичных ожиданий?
– Прежде всего правительство пошло на постепенное ослабление курса рубля, а это значит, что понемногу пойдут вверх и цены в черной металлургии, что ведет к росту прибыли и в смежных отраслях. На самом деле у ряда экспертов сложилось мнение, что рубль вполне мог и сильнее укрепиться при существующем профиците торгового баланса и мы могли увидеть и курс сорок рублей за доллар. Экспортерам разрешили не спешить с продажей выручки, и они, по слухам, нашли способ сохранить ее, несмотря на санкции. Теперь эти средства, вероятно, помогут выравнивать рынок. Когда рубль ослабнет и инфляция разгонится, люди задумаются, куда вложить сбережения: кто-то новую «Ладу Приору» купит, кто-то – квартиру под сдачу в аренду. А кому-то и новый утюг – неплохая инвестиция. Не думаю, что будет резкая девальвация, как мы уже не раз видели на своем веку, скорее, плавное снижение, но с ростом волатильности.
– Какие отрасли, помимо ОПК, прирастают, а какие ушли в минус?
– На уровне региона довольно сложно говорить об отраслях. К примеру, если сделать выборку по группе «Производство прочей неметаллической минеральной продукции», то в целом все неплохо и с индексом производства, и с прибылью. Но если присмотреться, то состав крайне неоднородный: тут и стекло, и цемент, и огнеупоры, и строительный камень. Или та же легкая промышленность, которая в нашем регионе довольно специфическая. Знаете, где в нашей области самый крупный по площади швейный цех? В ГУФСИН. А второй по размеру – в Копейске, там шьют мягкие контейнеры, биг-бэги. Плюс есть целый кластер швейных фабрик, которые отшивают военное обмундирование и сейчас загружены под завязку. И в той же группе – предприятия, ориентированные на розничный сектор: «Юничел», «Кыштымский трикотаж», «Пеплос», «Ла Прима», дела у которых идут совершенно по-разному. И вот так – по каждому направлению, нет «средней температуры по больнице». Но все же настолько сильной просадки, как в черной металлургии, в других значимых отраслях не произошло.
На самом деле пандемийный провал экономики был гораздо глубже и драматичней, чем сейчас, если оценивать такие показатели, как динамика энергопотребления, налоговых поступлений, уровень безработицы. Но давайте вспомним, кто с ковидных времен обанкротился? Навскидку никто на ум не приходит. У бизнеса высокая инерция, во-первых. А во-вторых, большой запас плавучести, как у судна. Особенно если это производство без высокой степени закредитованности. Вот на этом запасе прочности экономика сейчас и едет, пытаясь нащупать дно кризиса.
– Удалось ли производственным предприятиям перестроить логистику, наладить параллельный импорт?
– Одни отрасли, такие как легкая промышленность, уже все наладили. Другие, где используется микроэлектроника, по-прежнему испытывают большие проблемы. А самые дальновидные еще не исчерпали запасы, которые предусмотрительно сделали в прошлом году.
На самом деле проблемы с высокотехнологичным импортом начались вовсе не вчера. Все страны – и европейские, и США, и Китай – придерживали инновационные разработки и предпочитали не делиться ими и самую наукоемкую часть оставить на своей территории.
– Почему же об импортозамещении всерьез задумались только сейчас?
– Заниматься производством – довольно хлопотное дело. Подчас с экономической точки зрения выгоднее купить отдельные комплектующие на стороне, чем разрабатывать, проектировать и выпускать их самостоятельно: это позволяло сэкономить кучу сил и времени, и эти компетенции в течение долгого времени не были востребованы на малых и даже средних предприятиях. И вдруг оказалось, что теперь этих комплектующих нигде не достать, а заменить – нечем. Производство даже самой мелкой и, казалось бы, незначимой детали подразумевает серьезный цикл: отливка, термообработка, механическая обработка и так далее.
– И сегодня каждое предприятие вынуждено изобретать собственный велосипед? Почему бы не наладить кооперацию: кто-то производит, условно говоря, гвозди, а кто-то – подшипники?
– Уровень договороспособности и доверия к кооперационным связям в промышленном секторе никогда не был высоким. Базовый менталитет в промышленности – все, что требуется, должно производиться внутри забора. Это то, что деды завещали. А предприниматели первой волны, которые на излете девяностых бросились открывать совместные предприятия, а потом болезненно делили деньги с партнерами по бизнесу, тоже крепко зарубили на носу – лучше маленькое, но свое.
– Как быстро российский бизнес перестроится на рельсы импортозамещения?
– Пока стоит признать очевидное – Китаю мы будем проигрывать в серийном производстве всегда. Зато у отечественных производителей есть весомое преимущество в нишевых проектах, которые делаются малым тиражом под конкретную задачу, где требования слишком специфические, например нефтегазовый сектор в условиях Крайнего Севера. Или слишком высока зависимость от сервисного обслуживания, которое должно быть быстрым и безотказным. Условно говоря, чтобы случись что – приехали парни в теплых пуховиках в Нерюнгри и быстро все починили.
– Насколько сильно предприятия порезали инвестиционные программы?
– Сложно сказать. Всегда же хочется увидеть динамику по платежам, а этих данных в сводном виде в природе нет. То, что происходит сейчас, можно будет объективно оценить только через полгода-год. Думаю, речь может идти примерно о 20 % спада по номиналу. Но, думаю, будет меньше, чем в кризис 2008-го, – тогда было почти 30 %.
– Какого рода мер поддержки, законодательных инициатив, послаблений фискальной политики, надзора ждет бизнес? И ждет ли вообще?
– Думаю, фискальных послаблений сейчас уже никто не ждет – расходы бюджета растут быстрее доходов. Если и есть какие-то ожидания, то это жажда упрощения и дебюрократизации процессов. Уже даже военкоры в «Телеграме» подняли эту тему, а касается она далеко не только Минобороны: все государство забюрократизировалось до какой-то умопомрачительной степени, и все, по-моему, становится только хуже с каждым днем. Это исконно российская традиция маятника, который качается от полной анархии до жуткой бюрократии. Разворот в обратный тренд никогда ровно и гладко в российской истории не происходил, так что, как бы трудно и неудобно ни было сейчас, полагаю, нам точно не понравилось бы жить в эпоху перемен.
Вместе с тем я бы отметила значительный рост интереса бизнеса к мерам господдержки. В прежние годы предприниматели были более скептичными, отмахивались. Как обычно, опыт – сын ошибок трудных, не раз доходило до того, что предприятиям приходилось возвращать, например, полученные субсидии, если были нарушены обязательства. Поэтому в последние пять-семь лет были сильны воспоминания кошки о раскаленной плите, на которую она по неопытности села погреться. Но появились прецеденты другого рода, успешный опыт, которым предприятия были готовы делиться друг с другом. Да, понятно, что настрой на определенную дисциплину, когда обращаешься за субсидией от государства, должен быть, – никакого шапкозакидательства и розовых очков. Деньги не падают с неба. Но сейчас уже четко установились более-менее понятные правила игры. И когда на фоне шоковой ситуации была объявлена одна мера поддержки, затем – другая, третья, а к осени маховик в полную меру раскрутился, то и бизнес потянулся. На мой взгляд, с точки зрения господдержки промышленности этот год просто не имел равных.
– Многие предприятия столкнулись с острым дефицитом кадров, хотя и индексировали зарплаты. В чем вам видится решение этой проблемы?
– Людей пока нельзя клонировать, нельзя родить готового квалифицированного специалиста. Нужные кадры можно либо вырастить, либо релоцировать. В пресс-релизе ММК видела, что на стройке коксовой батареи вахтовым методом работают по нескольку сотен специалистов из КНР, и это по факту одно из решений, нравится оно кому-то или нет. В выступлении официального лица на одной конференции услышала, что этим летом конкурс на поступление в колледжи на технические специальности был несколько человек на место. Увеличение количества мест в средних сспециальных профессиональных учебных заведениях – тоже решение. А АЗ «УРАЛ» собирает работников закрывшихся автомобильных заводов по всей стране, чтобы закрыть многочисленные вакансии на новом проекте, и собирается строить для них жилье. Все говорят о необходимости возродить престиж рабочих профессий, но, как мне кажется, реальные действия пока мало видны. Промышленный туризм, соревнования по профессиям – пока это локальные мероприятия, не на уровне госполитики.
– В декабре принято не только подводить итоги, но и строить планы на будущее. Какие настроения сейчас царят в бизнес-среде, какие ожидания предприниматели связывают с наступающим годом?
– Веер сценариев развития событий очень широкий. Мы можем сейчас рассуждать только о последствиях того, что уже произошло. Согласитесь, год назад ситуация виделась совершенно иначе. В какой степени будущий год определит то, что уже случилось, а в какой – новые события, видно с высоты совсем других этажей. Национальная экономика – это третья производная от мировой политики и экономики. Не экономисты вершат историю. Они придумывают, как выживать и зарабатывать в предлагаемых обстоятельствах.
Что касается настроений предпринимателей, я ни одного не встретила в этом году, кто сказал бы: «Ой, все!» Наоборот, у собственников предприятий большие планы: строить, покупать здания, оборудование, бизнесы. Но я могу судить только по нашим партнерам, а это предприятия благополучные и растущие. Делать на этой выборке общие выводы – типичная ошибка выжившего. Вместе с тем много лет в стране проводилась жесткая кредитная политика, и промышленники привыкли жить «на свои», быть осторожными в принятии решений, иметь запасы на черный день. Экономического роста уже несколько лет не было – были стагнация и постепенное обострение конкуренции на многих рынках. В последние пару лет мы проживаем шоки, которые перетряхивают очень многое и открывают возможности для слома статус-кво, для перехода накопленных количественных изменений в качественные. Проще говоря, кто-то уйдет с рынка, а кто-то вырастет в разы. Те, кто голодны, злы и активны, сейчас в большом воодушевлении.