Институт банкротства создан для цивилизованного разрешения финансово-экономических проблем, уверен арбитражный управляющий Георгий Анисимов. «Это социально реабилитирующая процедура. Я вижу, как предприятия посредством банкротства начинают работать по-новому», – говорит он, подчеркивая: «Если наступила юридическая смерть, жизнь на этом не заканчивается». О цене ошибок, субсидиарной ответственности, рисках мирового соглашения и профессии, мерах профилактики банкротства и перекосах в законодательстве –
в нашем интервью.
– Расскажите вкратце, что представляет собой процедура банкротства юрлиц и какие этапы она включает.
– По большому счету банкротство – это неспособность исполнить свои долговые обязательства как перед конкретно взятыми лицами, так и перед бюджетом. В арсенале института банкротства есть ряд процедур, и, как правило, чаще всего первая из них – наблюдение: предприятие и его органы управления продолжают функционировать, но под наблюдением арбитражного управляющего. Здесь еще можно санировать бизнес. На мой взгляд, в процедуре наблюдения у органов управления должника существуют реальные возможности выхода из кризиса. Хотя, в принципе, закон о банкротстве дает возможность выйти из любой его процедуры достойно.
Далее следует конкурсное производство, когда конкурсный управляющий фактически становится единоличным исполнительным органом, принимает управленческие решения, среди которых – оценка имущества, организация торгов, соразмерное распределение денежных средств между кредиторами.
И еще три процедуры – все-таки в большей степени с антикризисным подтекстом: внешнее управление, финансовое оздоровление и мировое соглашение.
Последнее встречается достаточно часто: для кого-то это способ выиграть время, для кого-то – реально в момент времени выйти из ликвидационной составляющей процедуры банкротства. А вот финансовое оздоровление – явление крайне редкое, такие случаи можно пересчитать по пальцам. И, на мой взгляд, оно в законе о банкротстве несколько недоработано.
– Почему?
– Процедура финансового оздоровления в какой-то степени даже похожа на процедуру наблюдения. Но при этом введена жесткая норма: при неоднократном нарушении плана финансового оздоровления и/или графика погашений (допустим, очередной транш выплатили не 10-го, а 15-го числа) административный управляющий обязан обратиться в суд с соответствующим ходатайством о переходе к конкурсному производству. Все-таки, на мой взгляд, есть перекос в сторону ликвидации.
В свою очередь процедура внешнего управления для арбитражного управляющего сегодня в принципе потенциально опасна. Поскольку в случае возникновения проблем с высокой вероятностью убытки и субсидиарная ответственность будут именно на его стороне. Вот такая сегодня сложилась практика, которую создал Верховный Суд РФ.
– О том, что закон о банкротстве изобилует пробелами, говорят многие…
– Но тем не менее совершенно хорошо, что он есть. Некоторые участники юридического рынка против процедур банкротства, поскольку имеют место ликвидационная составляющая, реализация имущественного комплекса, активов по достаточно невысокой цене. Но все-таки те, кто негативно смотрят на банкротство, забывают об основополагающих вещах. Во-первых, мировое соглашение можно и не исполнить. И зачастую недобросовестные должники этим пользуются. Ну, договорились люди о чем-то. Через год обязательства не исполнили. Дальше что? Возвращение в процедуру конкурсного производства? В большинстве случаев просто теряется время. Где-то сроки исковой давности истекли, появились новые кредиторы, деньги во времени подешевели. Закон о банкротстве эффективнее, чем просто договориться.
Особенно в условиях, когда рынок стагнирован, и только военно-промышленный комплекс шагает семимильными шагами. Что делать людям, если у них рынок сбыта закрылся либо комплектующие перестали поступать? Мировое соглашение тут ничего не даст, бизнес не может планировать свою жизнь даже в краткосрочном периоде сроком на полтора-два года, неизвестно, что завтра будет.
И второй момент, на который хочу обратить внимание, почему закон о банкротстве нужен и важен, – это реальный способ достаточно мирного урегулирования своей несостоятельности. Вспомните, как у нас вопросы в девяностых решались. Сплошная криминальная среда. И как она резко поредела, когда, например, ввели ОСАГО и каско. Конфликтные ситуации на дорогах практически сошли на нет, страхование разрешает такие вопросы цивилизованным путем. Точно так же – закон о банкротстве. Другое дело, что перекосы в законодательстве надо выравнивать.
– Если у компании имеются признаки банкротства, какие действия необходимо предпринять ее руководству?
– Руководитель должника обязан включить сведения о наличии таких обстоятельств в Единый федеральный реестр сведений о фактах деятельности юридических лиц. Естественно, он должен в разумный срок предпринять все зависящие от него меры, направленные на предупреждение банкротства, продолжать вести свою деятельность с учетом возникших обстоятельств. И, в принципе, отнестись к ситуации серьезно, понимать, что могут возникнуть тяжелые последствия в части привлечения к субсидиарной ответственности и взыскания убытков. Если такие вопросы возникли, надо сразу обращаться к специалисту, который вовремя разъяснит, как правильно действовать. Профилактика всегда лучше лечения. Поэтому к арбитражным управляющим надо обращаться не только, когда уже все плохо, но и превентивно.
– Даже если предприятие чувствует себя здоровым?
– Оно пока чувствует себя здоровым. К сожалению, мы живем в крайне агрессивной среде, где финансовая уверенность предприятия, коэффициент устойчивости могут меняться от различного рода экономических – внутренних и внешних – факторов, в том числе социальной политики. Прогнозировать бизнес, как в других странах, у нас крайне сложно. Поэтому, на мой взгляд, органы управления должника периодически, хотя бы раз в год, должны рассматривать управленческую, бухгалтерскую отчетность и все-таки, если возникли симптомы, связанные с невозможностью долгосрочного исполнения своих финансовых обязательств, проводить соответствующие антикризисные меры, которые будут начинаться с финансового анализа, в том числе моделируя банкротную составляющую, чтобы они понимали, с чем могут столкнуться реально.
– Сколько у вас сейчас дел в работе?
– Порядка двух десятков процедур. Методом проб и ошибок понял, что большее количество дел качественно вести невозможно. Также выступаю в качестве консультанта в проведении финансового анализа, анализа сделок, оказываю помощь в выработке дорожной карты в преддверии возможного банкротства.
– Проводите своеобразный «аудит»?
– Не совсем удачный термин. Арбитражный управляющий в деле о банкротстве всегда обязан проводить соответствующий финансовый анализ, анализ сделок, выводы о наличии/отсутствии признаков преднамеренного фиктивного банкротства. Мой офис проектов делает это всегда, и когда ко мне приходят на консультацию. Очень часто достаточно просто показать, что на предприятии происходит, и собственники приходят к выводу, что в процедуру банкротства идти нельзя, правильнее проводить соответствующие антикризисные мероприятия, с трудом, но выйти на новый уровень развития и погасить долговые обязательства, чтобы сохранить самое главное – положительную деловую репутацию. В противном случае есть риск субсидиарной ответственности.
Ко мне недавно пришел на консультацию руководитель серьезного холдинга, начинаем смотреть, разбираться: если он не начнет рассчитываться, субсидиарная ответственность неминуема. У него огромный имущественный комплекс на сумму свыше нескольких миллиардов рублей. Значит, только дело времени: процедура банкротства юрлица, привлечение к субсидиарной ответственности, которая сейчас достаточно быстро стала рассматриваться, а далее – кредиторы, которые заберут свой исполнительный лист, неизбежно пойдут банкротить его как физлицо, – негативные правовые последствия в его случае гораздо более тяжелые, если сейчас он не начнет рассчитываться и развиваться дальше, принимая во внимание своих кредиторов, а не только свои амбиции.
– Заметили ли вы увеличение или, наоборот, уменьшение запросов, связанных с банкротствами, на фоне происходящих событий – сперва коронакризис, потом СВО?
– Конечно же, дел о банкротстве становится все больше и больше. Но если в делах с юридическими лицами я вижу, что это связано с реальной политикой и стагнацией в экономике, то в делах о банкротстве физических лиц я, к сожалению, отмечаю введение людей в заблуждение. Многие думают: сейчас мы обанкротимся, нам долги спишут. И ошибаются. Физлицо могут признать банкротом, но от долгов не освободить, что также встречается.
– В 2022 году в состав антикризисных мер ввели мораторий на банкротство. Это была защита прав должников или кредиторов?
– Сложный вопрос. Безусловно, во главу угла законодатель ставил защиту. Ну, ввели мораторий – и что? Долговые обязательства от этого перестали исполняться? Если организации были в рецессии, падении, что это им дало? Да только усугубило: появились проценты, пени, штрафы. Я считаю, что мораторий – палка о двух концах. В управленческой среде есть устойчивое понятие – в режиме ожидания можно только умирать. Нужны правильные активные, выверенные действия, согласованные со специалистами.
– Институт банкротства находится на стыке экономики, права и антикризисного управления? Как вы пришли к работе с таким межотраслевым механизмом?
– Еще в конце девяностых, когда активно занимался спортивным бизнес-функционированием. Периодически клубы попадали в рецессию, выводил их: с одним клубом попробовал, со вторым, потом коллеги обращались, помогал. И зацепило… Уже во Франции, в городе Абань (в этой стране у меня были интересы), осенило, как бегущая строка в голове пролетела: хочу заниматься антикризисным управлением. Как только пришла эта мысль, тут же за билетом на самолет, обратно в Россию, пошел получать соответствующее образование – сперва юридическое, потом экономическое. Сейчас работаю над кандидатской.
Конечно, в 2008-м еще не знал, что антикризисный менеджмент окажется ненужным на законодательном уровне. Потому что все-таки у нас закон заточен в большей степени под ликвидационную составляющую, под конкурсное производство. Это раз. А два – с 2016 года такой ОКВЭД, как антикризисное управление, вообще убрали из классификатора видов экономической деятельности. Нахожу это в корне неправильным, поскольку это крайне негативно сказывается на исполнителях, арбитражных управляющих. А ведь арбитражные управляющие с опытом работы – это реально многостаночники, универсалы-управленцы с реальными навыками и знаниями. Но это тема для отдельного разговора.
– Самый яркий пример из практики?
– Один из кейсов: в 2022 году успешно завершили процедуру финансового оздоровления предприятия, обладающего сильным речным флотом, удалось вывести его из кризиса. И налоги погасили, и с кредитором рассчитались, и обороты нарастили. Тот редкий случай, когда должник работал в тесном сотрудничестве. Поэтому, когда спрашивают: «Арбитражный управляющий – друг или враг?», отвечаю: грамотный, добросовестный арбитражный управляющий – однозначно друг. Вопрос компетенции.
– Есть ли риски у арбитражных управляющих?
– Сегодня все поле деятельности арбитражных управляющих – сплошная зона риска. Крайне тяжело сохранить, как того требует закон, баланс между должником, кредиторами и обществом. У всех трех сторон – совершенно разная позиция. Большая проблема – давление на арбитражных управляющих. Интересная деталь: по экономическим статьям собственники бизнеса, руководители предприятий-должников, как правило, получают условные сроки наказания. Но если вдруг «прилип» арбитражный управляющий, с высокой вероятностью – здравствуй, осуждение на реальное лишение свободы.
Еще один нюанс: если валюта баланса предприятия должника на дату подачи заявления о признании банкротом свыше ста миллионов рублей, необходима дополнительная страховка.
Сегодня утром дал согласие на процедуру банкротства юрлица: валюта баланса предприятия превышает два с половиной миллиарда, спустя несколько часов звонит президент СРО, не понимая, что делать, поскольку страховка дополнительной гражданской ответственности на такое предприятие превышает один миллион и делать ее придется с каждым продлением процедуры конкурного производства. Оплачивается она из личных средства и не подлежит возмещению из конкурсной массы. Поэтому – да, сегодня арбитражное управление – самый высокорисковый вид деятельности, как у сапера, не знаешь, где и когда рванет. Риски как правовые, так и экономические. И те арбитражные управляющие, которым удается управлять этими рисками и оставаться в профессии, – специалисты высокого уровня.