Директор 11-го лицея Елена Киприянова – о лени, буллинге, рутине и гордости за учеников.
— Есть мнение, что современная система управления на всех ступенях вертикали власти планомерно и целенаправленно формирует в педагогах послушание и конформизм. Вы согласны?
— Нет, абсолютно. Интересно, кто автор? Учитель? Значит стыд ему и позор, что он сам себя обозначил, как конформного. Потому что как мыслим, так и живем. Я работаю в сфере образования давно, чтобы все тут были послушные… нет! Наша профессиональная история — это дискурс, а не послушание. Мы размышляем, анализируем, приходим к выводам, которые затем нужно осознать и “присвоить”.
— А возможна ли демократия в школе?
— Конечно, нет. Что такое демократия? Это большинство голосов. Но разве все разбираются в педагогике и в образовании, чтобы большинством голосов решать педагогические проблемы? Сегодня государство предпринимает усилия по формированию государственно-общественного управления в образовании. Без норм, и регламентированного участия общественности, в том числе родителей в образовании нельзя. А без стандартов каждый учитель будет кто во что горазд.
Когда предъявляются коллегам требования, говорю, что мы государственники. Это не значит, что детей нужно воспитывать так, как «велит» государство, потому что воспитание индивидуальный процесс. Процесс индивидуальный, но требования и нормы – универсальны. И если вы не согласны с государственной политикой, не нужно работать в школе. Да, мы в рамочных требованиях, но и в них много свободы.
— Какой стиль взаимоотношений должен быть между директором и педагогом?
— Учёные выделяют много стилей, среди них есть и авторитарный, и демократический, бюрократический, кооперативный и другие. По-моему, уважающий себя руководитель работает на авторитете. И прежде, чем с кого-то что-то требовать, он сам должен это знать и уметь. Это не первый среди равных, это лучший, ключевая фигура. Вообще Аристотель считал, что демократия – это худший из возможных вариантов «правления». Поэтому нормальный стиль – гуманистический, деловой.
— А между педагогом и ребенком?
— Мы называем это “педагогика высоких ожиданий”. Мы ожидаем от ребенка больше, чем он может. И вербально, и словесно это показываем. Сегодня, например, у меня были родители, которые рассказывали, что в их школе учитель мог сказать детям “Вы дебилы”. Как? Это нарушение всех нравственных и профессиональных норм. Даже учительские шутки должны быть очень корректными, они не могут оскорблять. Совсем не шутить в школе нельзя, дефицит радости и удовольствия. Школа и так слишком серьёзна.
— Сухомлинский говорил: “Важнейшее условие духовного роста педагога – это прежде всего время – свободное время. Пора понять, что чем меньше у учителя свободного времени, чем больше он загружен всевозможными планами, отчетами, заседаниями, тем больше опустошается его духовный мир, тем скорее наступит та фаза его жизни, когда учителю уже нечего будет отдавать воспитанникам”.
— Я согласна. Свободное время — это целеполагание, время для рефлексии. Хочешь – лежишь на диване, хочешь – вышиваешь, хочешь – пишешь научную статью. Это как раз свобода в дозволенных рамках. Делание рождается из ничегонеделания. Нужно время, чтобы всё необходимое отложилось, пришли верные аргументированные решения. Не сразу и не впопыхах. В лицее слежу за тем, какая нагрузка ложится на учителей. Она не должна быть слишком велика, чтобы не приходилось работать в режиме загнанной лошади. Там, где хорошее качество, не может быть перебора с количеством.
— Может быть так, что в начале года педагоги “зажигают”, а потом устают?
— Точно не до такой степени, чтобы урок проходил неинтересно. Но учитель и не должен постоянно прыгать у доски как артист. Детей надо учить элементарному труду, а включает в себя рутину. С точки зрения педагогики, это очень правильно. Если делать только весело, интересно и ярко, кого мы воспитаем? Сколько рутинных компетенций в каждой профессии, которые нужно выполнять как “должное”. Дети должны адекватно это воспринимать.
На недавнем директорском уроке ученики меня спрашивали, что делать, если мы не можем сесть за уроки, если лень и скучно. А лень — это часть нашей жизни, она тоже важна. Я им говорю: все просто, начинаем с того, что полегче. Написали одно слово, решили самую простую задачку, а дальше мозг уже включится.
— А что такое директорский урок?
— Это встреча-диалог детей со мной, а меня с детьми. С темой или без. Вот недавно мы обсуждали тему самоопределения. Ребята много спрашивали про мой личный опыт. Как вы стали директором, как учились в школе? Главный принцип таких встреч – свободный осознанный выбор и наличие у ребенка запроса к взрослому. Мы не говорим им: “Сегодня у вас урок с директором, быть всем”. На них приходят только те, кто хочет.
— Чем обычно наполнен ваш рабочий день?
— Законодательством в сфере образования, локальными актами, бракеражем, учебными ситуациями, совещаниями, программами, конференциями, хозяйственными вопросами, безопасностью, встречами с детьми и родителями. Нужно всему уделить время. И столовой, и бухгалтерии, и кадрам, и детям. Посмотреть, кто в каком настроении. Пообщаться с педагогами. Надо чувствовать школу, этот большой, сложный организм. Обязательно нужно ходить по коридорам, заглядывать в кабинеты, разговаривать на переменах с детьми.
— А к вам в кабинет дети могут зайти?
— Могут. Был даже один мальчик, который стеснялся зайти и печеньки под дверь подкладывал несколько лет, пока маленький был. Другой мальчик просто заходил спросить, как дела. Кто-то может подойти и обнять. И я не могу оттолкнуть, хотя и понимаю, что это скорее неправильно. Дети должны чувствовать дистанцию со взрослыми. И потом, если одного обнял, надо обнять всех.
Были, конечно, у меня в кабинете и хулиганы, и просто запутавшиеся. Мы должны помочь им правильно выйти из сложной ситуации, и это хорошо, что сложные ситуации есть здесь и сейчас, детям надо тренироваться как их можно решить и решать! А если в школе всё прекрасно, все замечательно, кстати, ещё непонятно, что это за школа. Дети выйдут в мир дезориентированными. Даже в русских сказках есть отрицательные персонажи — Кощей Бессмертный и Баба Яга. Добро и зло. Так и школа не может отгородиться от всего плохого. Но важно научить, что такое хорошо, а что такое плохо.
— Согласно исследованиям Юнеско, каждый третий ребёнок в мире в возрасте от 9 до 15 лет хотя бы раз сталкивался с травлей в школе.
— Да, дети не очень добрые. Причём они рождаются добрыми, а потом что-то случается. Даже в детском саду, когда в младшей группе кто-то падает, все подбегут, погладят, пожалеют. В старшей группе они уже смеются и не помогут. Взрослые должны процесс отношений держать под контролем. Многое зависит от позиции взрослого. У нас в лицее, помнится, я разбиралась с буллингом один раз, беседовали с замами с классом – и ситуация поменялась. Но чаще с подобными случаями справляются учителя.
— В новостях периодически мелькает информация в стиле “Учитель обидел детей”, “Дети обидели учителя”. Кто больше страдает: учителя или дети?
— Я, наверное, покажусь инопланетянкой, но я не знаю, кто больше страдает и страдает ли. Если в нашем лицее есть какие-то проблемы, они, как правило, локального характера. Например, если дети не по уставу одеты, им можно спокойно сказать: “У вас сегодня неделовой стиль одежды”. Никогда не слышим дерзких ответов. Научить можно только примером и любовью. В школе все делается на уважении и авторитете. А начнёшь качать права с позиции мудрого взрослого, обязательно в ответ получишь протестное поведение.
Хотя без конфликтов никак. В широком смысле, это же кризис. Любой кризис – это рождение нового. Мы должны учить детей правильно выходить из конфликтов, и правильно вести любой дискурс. У нас для этого есть школа дебатов, где ребята как раз учатся цивилизованно отстаивать свою позицию.
— Преподаватель может сказать вам, что не согласен с вами?
— Может. Только пусть аргументирует – почему?
— Ваши педагоги ведут соцсети?
— У нас есть официальные страницы лицея, их делают дети вместе с учителями. Но я не считаю это приоритетной задачей. Живое общение — гораздо более дорогостоящая вещь.
— Вы согласны с тем, что больше денег там, где мужчины? А там, где мало, происходит феминизация профессии.
— В школе можно заработать деньги, независимо от пола, тут много талантливых людей. Можно писать гранты, участвовать в проектах, заниматься консультационной и экспертной деятельностью. Я и сама пишу много статей, раньше за них хорошо платили. Веду семинары и стажировки для директоров и учителей – это, кстати, в какой-то мере рефлексия, систематизация и концептуализация своего опыта.
— В конце прошлого года вас наградили медалью министерства науки и высшего образования Российской Федерации имени Константина Ушинского за заслуги в области педагогических наук. За что выдается такая медаль?
— Мне даже неловко, что она есть у меня. Эту медаль выдают очень “большим” людям науки, тем, кто внес существенный вклад в развитие теории педагогики, психологии и дидактики. В Челябинске это, например, Александр Филиппович Аменд, автор такого вечного бестселлера как учебник физики, Александр Васильевич Пёрышкин.
— Чем вы больше всего гордитесь?
— Когда я была маленькой, гордилась мамой. Мне казалось, что она у меня самая красивая, самая умная, самая элегантная.
— А из достижений школы?
— А чем гордиться? Я не хочу ставить 11-й лицей на пьедестал. В нашем деле невозможно достичь конечного результата, после которого можно сесть и успокоиться. Много лет назад у нас в гостях была Елена Геннадьевна Врублевская, доктор педагогических наук, профессор. Я провела ей экскурсию по лицею, и она говорит: “Елена Владимировна, ведь родителям совершенно не видно всего масштаба закулисья, долгоиграющего эффекта. Вам не обидно?”. А мне не обидно. Да, нашей ежедневной работы практически не видно, но она колоссальная. Сейчас мы пишем материалы по уже реализованным школьным проектам, потом будем писать по новым. Это Космос.
А себя я вообще больше оцениваю не по результату, а по процессу. Как в него включена, насколько интересно.
— А результатом всё-таки довольны?
— Я никогда не довольна результатом. И это нормально. Но погордиться нашими учениками, выпускниками, их красивым достойным поведением, я могу. Мне это приятно.
— Дети меняются год от года?
— Конечно. Сейчас им труднее. У них огромное количество выборов, возможностей, рисков. Отсутствие свободного времени. Нет возможности полениться, полежать на диване. В наше школьное время все было проще. Но усложнение мира — это обыденность, которую надо принять.
— К чему вы сейчас идете?
— Сегодня в образование многое возвращается из советской школы. Поэтому давайте скажем, что мы идем в светлое будущее!