Менее чем за семь лет «ДСТ-УРАЛ» увеличил годовой оборот более чем в девять раз. В три раза (со 150 до 460 единиц) вырос за этот же срок объем выпускаемой техники. В этом году объем производства возрастет еще почти в два раза: согласно сформированному на 2024 год портфелю заказов, к концу декабря должно быть собрано 820 машин. То есть уже сейчас из ворот сборочного цеха ежедневно выезжают три окрашенных в фирменный желтый цвет бульдозера.
О секретах экспоненциального роста, о том, что отечественные производители могут противопоставить китайской экспансии, и как на предприятии решают проблему кадрового голода, в интервью «Нефти.net» рассказывает Евгений Горелый, генеральный директор и владелец завода «ДСТ-УРАЛ».
– Ваш бизнес – не сырьевой, он не вырос из наследия СССР. Возможно ли в России иметь заметный бизнес и оставаться в стороне от государственной политики? И если нет, то на каком этапе развития вы это поняли?
– Невозможно жить в стране и не испытывать при этом в той или иной степени влияния государственной политики. Она определяет деятельность внутри страны. Как быть внутри и не находиться под влиянием? Только умереть или уехать.
Мы делаем строительные машины. Строительство – это всегда инвестиции, которые возможны тогда, когда есть прибыль. Прибыль есть – стройка идет. Поэтому мы все время следим за тем, где в стране идут стройки. Строят газопроводы – выпускаем трубоукладчики. Прокладывают дороги – производим дорожно-строительную технику. Внимательно отслеживаем тренды рынка, чтобы быть в числе участников крупных инвестиционных проектов.
– Появление военного направления совпало с внутренней логикой развития предприятия или в большей степени это требование времени?
– На самом деле первые переговоры с военными прошли еще в 2017-м. И уже со следующего года мы начали поставки машин специального назначения. Техника для гуманитарного разминирования – лишь одна из моделей в линейке. Просто она привлекла повышенный интерес.
– Военный заказ повлиял на планы завода?
– Нет, мы же не стоим на месте, успеваем развивать разные направления. На гособоронзаказ приходится не более 5–7 % выпускаемой техники: это в основном бульдозеры, погрузчики, которые мы поставляем в Железнодорожные и Инженерные войска.
– С 2022 года бизнес в России столкнулся с последствиями западных санкций, связанных с началом СВО. Как вы менялись, чтобы адаптироваться?
– Пришлось быстро замещать импортные комплектующие, особенно по гидравлике. Как оказалось, заменить немецкий продукт вполне реально. Это не стало катастрофой, более того, у отечественных производителей появился шанс проявить себя. Так что спасибо конкурентам – быстро покинули территорию.
– Что было самым сложным?
– Сырьевики впали в непонятную ситуацию, потому что не было определенности. На самом деле то, что начнутся военные действия, было понятно еще в 2021 году. Международные рынки лихорадило, возникли явные перекосы.
– Вы готовились к этому?
– Да нет, мы просто понимали, что что-то будет, что-то должно произойти, ситуация разваливалась на глазах. Волна поднялась за рубежом
и постепенно докатилась до нас.
– В 2021 году, после пандемии, у вас было небольшое падение?
– Нет, мы не упали. Наоборот, наращивали объемы производства. Точнее, «в штуках» росли, а вот с прибылью возникла проблема: все съедала инфляция. Длинные контракты приходилось закрывать в убыток. Когда заключали соглашения, себестоимость и, соответственно, цена была одна, а когда завершали поставки – совсем другая. Было очевидно, что возникла какая-то большая проблема на планете. И возникла, опять же, не в стране, а вовне. То, что произошло в феврале 2022-го, стало лишь логичным продолжением этого кризиса.
– Пришлось чем-то пожертвовать?
– Нет, по большому счету мы только приобрели в сложившейся ситуации – получили кратный рост производства и номенклатуры. В этом году прогнозируем рост выпуска на 40 %. Мы сейчас в ситуации захвата рынка: как первопроходцы, на бешеной скорости несемся и стараемся застолбить неосвоенную территорию.
– Какие меры поддержки необходимы, чтобы стимулировать рост отечественного машиностроения?
– Государство уже развернулось лицом к производителям: утилизационный сбор значительно подхлестнул интерес к отечественной технике. Кроме того, появились программы субсидий по финансированию НИОКР.
– Это дает плоды?
– Можно взглянуть на цифры: наш оборот в прошлом году – около девяти с половиной миллиардов рублей. А в 2017-м и миллиарда не было. Правда, тогда и деньги другие были. Портфель заказов на этот год уже сформирован, пора задумываться на более долгосрочную перспективу. Мы не строим одну-единственную программу развития – всегда учитываем несколько возможных векторов. А дальше все будет зависеть от политики государства. Выстроить собственную промышленность быстро, на раз-два, не получится. Слишком многое из советского опыта и наработок было утрачено, слишком велик технический разрыв. В Корее на это потребовалось примерно двадцать лет. Если будет жесткая государственная политика, все получится.
А другого варианта все равно нет.
– Крупные корпорации, которые сегодня переходят на российских поставщиков, воспринимают это как вынужденную меру? Стоит ли тратить время и силы, чтобы пробиваться в нишах, представители которых с радостью вернутся к привычной и проверенной иностранной технике, как только внешнеполитическая ситуация изменится?
– Надо учиться жить в новой парадигме. Потому что никакого отката назад, к прежним временам, уже не будет. Да, пока отечественным производителям, которые участвуют в тендерах крупных промышленных добывающих холдингов, приходится преодолевать скепсис, предубеждение: им знакомы мировые бренды, а вся техника российского производства сливается в некую однотипную серую массу. Но постепенно мы накапливаем позитивный опыт, нарабатываем историю.
С военными в этом плане проще – они отечественной продукции доверяют, как говорится, от и до. Потому что понимают: трофейный автомат можно использовать только до тех пор, пока не кончатся патроны, а потом это просто бесполезная железяка.
ГОСТы, стимулирование отечественных производителей, запрет на использование иностранных разработок – это все политика государства
в области технологий, которая должна проводиться осмысленно и последовательно, чтобы мы под влиянием иностранного капитала не превратились в папуасов. А это реальная перспектива при высокой зависимости от импорта.
– Насколько вы сейчас зависимы от иностранных комплектующих и оборудования?
– Сейчас уже не критично – около 15 % импортных комплектующих, и это не ключевые агрегаты или уникальные технологии, при отсутствии которых производство замрет, а разная мелочовка серийного производства, которую пока просто нерентабельно производить здесь. Через три-пять лет эта зависимость исчезнет вовсе.
– Санкции, которые начались после СВО, с одной стороны, освободили ниши, прежде занятые американцами, европейцами, японскими брендами, а с другой – они открыли путь на российский рынок для китайской техники. Насколько вам кажется серьезной угроза китайской экспансии?
– В нашем сегменте государственная защита пока справляется неплохо. Но по статистике других предприятий я вижу, что угроза китайской экспансии в ключевых отраслях российской промышленности очень высока. И это угроза смертельная. Буквально. Но у нас есть «противоядие».
– Что можно противопоставить китайскому массовому производству и демпингу?
– Знания, которыми мы готовы делиться с предприятиями, приобретающими нашу технику. Мы все в схожей ситуации – рабочих рук нет. Это то, что нас отличает от Китая, – там людей много. Более того, там образованных людей много. А у нас их особенно не хватает, потому что уровень образования в России за последние десятилетия сильно упал, а у них, наоборот, серьезно вырос. Дефицит квалифицированных кадров – это основной дефицит сегодня. Задачи, которые приходится решать отечественным производителям, не соответствуют квалификации сотрудников. Не хватает специалистов, которые могли бы заняться масштабными проектами по автоматизации производства. А мы предлагаем и людей, и инструменты. Десятью нашими бульдозерами на строительной площадке может управлять один оператор. Китайцам в эту сторону смотреть пока неинтересно: возможно, с технической стороны им это вполне по силам, но тогда машина будет стоить других денег, а они привыкли конкурировать в первую очередь за счет низкой цены.
– То есть сейчас как никогда высок спрос на машины с дистанционным управлением?
– То, что мы предлагаем, это не просто дистанционное управление. Мы предлагаем полных роботов, там человека нет вообще.
– То есть как? Техникой не человек управляет?
– Да, обходится без человека: выстраивается цифровой проект, и машина сама выполняет работы.
– А кто пишет эти задачи?
– Готовим специалистов, выращиваем. Мы же вдолгосрочку работаем.
– Сколько сейчас сотрудников на «ДСТ-УРАЛ»?
– На предприятии работают 1 300 человек, за последний год добавились 480, более трети – ИТР. Производство «в штуках» за последние два года увеличилось вдвое. А в валовом показателе – в три раза. Над созданием конструкторского бюро мы работали все последние пятнадцать лет, растили кадры: многие из тех ребят, кто сегодня с нами, пришли еще студентами, а кто-то – со школьной скамьи.
– Вы тоже столкнулись с кадровым голодом? Чего ждут от работы молодые люди и как их мотивировать?
– Кадровый дефицит ощущается очень остро. Была потеряна пара поколений инженеров, смытых в экономику, бухгалтерию, юриспруденцию, торговлю. Предстоит восполнить эту брешь в квалифицированных технических кадрах, дать ребятам понять, что в регионе есть возможность интересно работать и много зарабатывать. К счастью, постепенно приходит осознание того, что уезжать после школы в столицу больше нет надобности. Зачем, если здесь есть высокотехнологичные предприятия, простор для реализации потенциала, карьерные возможности и высокий уровень доходов? Прославлять собственный город приятнее, чем затеряться в толпе.
– На то, что вы играете вдолгую, я обратила внимание давно. Вы проводите экскурсии для детских садов, школьников, студентов. Запустили профориентационный проект.
– А скоро у нас начнет работать школа.
– Как просчитать эффективность подобных вложений?
– А сколько сегодня стоит инженер? Начнем с того, что сейчас для машиностроения нет готовых специалистов. Нет учебных заведений, которые могут их подготовить.
Сколько сейчас средняя зарплата токаря на условном ЧКПЗ? 150 тысяч рублей. А это правильная цена или нет? И почему учитель получает только 30 тысяч? Что сложнее? Что важнее? Мне кажется, работа учителя, потому что он каждый день работает на будущее минимум двадцати человек. Государство должно приподнять статус преподавателя. Как и врача. Тот же токарь не состоялся бы без наставника, который стоит в самом начале цепочки. А у нас в обществе идет деградация.
– Вы берете на себя эту миссию?
– Да, мы вынуждены поставить ее себе в себестоимость. Мы занимаемся этим процессом уже как производственным. И да, мы считаем, сколько это стоит. У нас преподаватель получает примерно 100–120 тысяч рублей. Их в настоящий момент семеро. Мы еще в начале пути, но через полтора года планируем открыть настоящую школу, в которую будем принимать с пятого класса и учить до одиннадцатого. Общим направлением для учащихся станет инженерия. Мы знаем точно, что в пятом классе школьник вполне может работать в 3D-системе проектирования, а в шестом – уже создавать простейшие машины руками. В 10–11-м классе уровень знаний и навыков наших учеников будет вполне сопоставим с таковым дипломированных специалистов, которые выходят из стен вуза сегодня. И если мы поймем, что нашим выпускникам с нами точно по пути, оплатим им обучение в любом вузе.
– Сколько человек будет учиться в вашей школе?
– В каждом классе по пятнадцать. В параллели один класс, нам этого достаточно.
– Будете выбирать самых умных и способных?
– Важно, чтобы был интерес. Ну и способности, безусловно. Приоритет – для детей сотрудников, это тоже часть мотивации.
– Кстати, а сколько сегодня получают инженеры?
– По заслугам.
– И все-таки – какая средняя заработная плата на предприятии?
– Где-то в районе 80 тысяч.
– А токарь сколько получает?
– Мы не собираемся конкурировать с тем же ЧТПЗ. Наоборот, просто взяли и большую часть токарных работ перевели на аутсорс. Зачем бороться? Мы в другом направлении развиваемся. Даже в металлоконструкциях сейчас раздаем заказы на несколько заводов. Оставляем за собой самое главное, высокомаржинальное.
– Как вы формулируете для себя конечную цель образовательного проекта?
– Думаю, в сердцевине каждого дела должны быть большие идеи, находящиеся за пределами одной человеческой жизни. Это позволяет видеть будущее далеко за рамками собственного небольшого мирка.
На посевную
В прошлом году «ДСТ-УРАЛ» шагнул в еще одну новую нишу – сельскохозяйственной техники. Первой моделью, вышедшей из заводского цеха, стал трактор FT80 с эксплуатационной массой 16,5 тонны, который может применяться при посеве зерновых и других культур, а также при заготовке кормов, уборке зерновых и технических культур, выполнении транспортных и погрузочных работ. «ДСТ-УРАЛ» сам изготавливает металлоконструкции из высокопрочной стали, оснащает трактора двигателем мощностью 312 лошадиных сил и качественным программным обеспечением. Управлять техникой можно дистанционно, с джойстика, причем один оператор контролирует сразу несколько машин, что важно, учитывая кадровый дефицит на селе. Сейчас на предприятии ведется разработка еще двух машин меньшего веса. Кроме того, в планах сельскохозяйственная модификация колесного погрузчика грузоподъемностью 3,5 тонны со специальным захватом.
Бульдозер на джойстике
Разработки новой техники на «ДСТ-УРАЛ» идут постоянно, практически в круглосуточном режиме. Прошлым летом предприятие представило новый бульдозер, самый большой и тяжелый в линейке. Массой 53 тонны, оснащенный двигателем мощностью 450 лошадиных сил, бульдозер D30 оптимально подходит для выполнения объемных карьерных работ: послойной разработки скальных грунтов, перемещения пород, планировки площадок и трасс. Благодаря мощному двигателю и оптимальной массе трактора обеспечивается максимальная производительность даже в сложных условиях эксплуатации. А бесступенчато регулируемая трансмиссия и современная электроника помогают точно управлять большой машиной. Несмотря на внушительные размеры, бульдозер отличается плавным ходом, точным управлением навесным оборудованием и идеальным обзором. А конструкторы уже завершают разработку еще более тяжелого D40.
Кстати, по запросу и эту, и любую другую модель из линейки на «ДСТ-УРАЛ» готовы оснастить дистанционным управлением. Бульдозер или трактор на джойстике – не игрушка, а возможность продолжать работу там, где жизнь человека в кабине под угрозой, – на ледовых переправах, разборах завалов,в местах, где есть опасность камнепада или селя. Дальность сигнала – до двух километров. Оператору даже необязательно держать технику в поле зрения: снаружи кабины установлены фронтальная, боковые и тыловая камеры, изображение с них поступает на экран и дает обзор 360 градусов. Следующий шаг, который уже сделан, – полная роботизация, при которой даже оператор не нужен: задачи загружаются в цифровой проект, и машина сама, автономно, выполняет работу.
По минному полю
Беспилотные погрузчики оказались незаменимы в еще одной, неожиданной, сфере – их применяют для гуманитарного разминирования городов и сел Донбасса. Кассетные боеприпасы – противопехотные фугасные мины ПФМ-1 «Лепесток» – не оснащены механизмом самоликвидации, а значит, будут лежать в земле до тех пор, пока не сдетонируют, годы, десятилетия, пока на них не наедет колесо машины или не наступит человек. Многие из этих взрывных устройств упали в жилых кварталах и окрестностях Донецка, Ясиноватой и Волновахи, которые после боевых действий помогает восстанавливать наш регион. На одном из совещаний Минпромторга губернатор Челябинской области Алексей Текслер поручил промышленникам помочь местным военным и спасателям обезвредить мины. Евгений Горелый созвал сотрудников военного направления предприятия и сказал: «Ребята, у вас на это есть месяц». Инженеры собрали конструкторский опыт и волю в кулак и через три недели представили первый образец.
Созданный на базе серийного гусеничного погрузчика, простого и маневренного, он проходит по минному полю «мелкой расческой»: под гусеницами бахают мины, поднимаются облачка дыма, а машине это – как слону дробина, упорно едет, прокладывая дорогу жизни. Каждый новый взрыв – это чья-то спасенная жизнь. Вал раскручивается с частотой вращения тысяча оборотов в минуту, уничтожая мины мощностью до четырех килограммов в тротиловом эквиваленте. За полгода разминер расчистил уже более одиннадцати гектаров вдоль обочин дорог в Донецкой Народной Республике, не получив никаких видимых повреждений. На месте кабины водителя появились модуль радиоуправления и телеметрия, оператор управляет беспилотником с безопасного расстояния в несколько километров. Военные утверждают: аналогов челябинскому прототипу по техническим характеристикам просто нет, это фактически неубиваемая техника, безотказная. А на заводе уже завершают разработку более тяжелой машины для разминирования, которой «по зубам» даже противотанковые мины.